Книги и фанфики по Клубу Романтики — Песнь о Красном Ниле: Кровавый трон

Автор — weiss.heim и Король Прерий

Глава I. Земля

Прохладный порывистый ветер всколыхнул полевую траву, склоняющуюся перед всадниками. Возглавляемые своим генералом, рыцари, оруженосцы, лучники и пешие воины ползли длинной колонной. Начинался вечер, и до столицы предстоял путь длиной в целый грядущий день. Генерал Амен ехал впереди всех, размышляя, где разбить лагерь для отдыха — его войско одержало победу днем ранее, подавив восстание в землях, принадлежащих лорду Вильгельму, которому Амен служил, и теперь, утомленные битвой, но воодушевленные триумфом, солдаты устало переговаривались и смеялись. Амен хорошо знал эту местность, свои родные края, потому отдал приказ организовать привал, как только минуют поле — там, у леса, протекала река.

Воины занимались каждый своим, никто не бездействовал: кто разводил костер, кто ставил палатки, кто таскал воду, кто ухаживал за лошадьми — дисциплинированные, его люди не нуждались в строгом контроле, и Амен решил отлучиться к реке, чтобы омыться, пока совсем не стемнело.

Также рекомендуем сайт наших партнёров — ТОП лучших игр.

Доспехи и меч остались на берегу. Течение, едва ощутимое, обняло его корпус, плечи и голову, смывая с него кровь и грязь. Амен вынырнул и, загребая холодную воду в ладони, протер лицо.

Укрепив власть своего лорда, он думал о вознаграждении за успешный поход. Амен не был опьянен победой, его рассудок был тверд и ясен, и он ожидал соразмерной награды, ни больше ни меньше, — его бы устроили новые земли вдобавок к уже принадлежащему ему Россу. Прикинув, какая область принесет ему больше дохода, он рассудил, что выгоднее всего стать таном одной из южных земель, скажем Сонберга. Тан росский, также тан сонбергский, генерал Амен.

Он повторял титулы про себя, примеряя к своему имени новый сан, как вдруг боковым зрением заметил проскользнувшую тень в высокойтраве. Он развернулся сейчас же, напряженно всматриваясь в листву, но не обнаружил признаков присутствия кого-либо. До него не долетали голоса солдат, хотя Амен отошел не слишком далеко от лагеря, и даже ветер перестал вздыхать, погружая пространство в жуткую, зловещую тишину. Стало очень тихо.

Амен метнул взгляд на оружие, брошенное на берегу, в уме рассчитывая, как скоро до него доберется противник. Окаменевший, но готовый к прыжку, он постоял так с минуту и расслабился — движения не повторилось. Повернул голову вправо, оглядывая побережье, и слева опять что-то проскочило, заставляя Амена мгновенно сосредоточиться и приказать:

• Явись!

Но ответа не последовало.

Амен вышел из воды, не теряя бдительности, оделся в нижнюю одежду и взял в руки меч, собираясь отразить удар. Пространство застыло в пугающем безмолвии, и казалось, что Амен вот-вот столкнется с чем-то, от чего невозможно спастись. Не ужас, не оцепенение, но страшное предчувствие заставило его сердце биться быстрее, и Амен, прищурившись, стоял, чуть согнувшись, не зная, с какой стороны ждать нападения. В десяти шагах от него начинался лес. Стволы деревьев вперемешку с листвой терялись, темнели, сгущались, образуя собой однородный массив, лишенный очертаний. Амен напрягся, выискивая взглядом вражеское укрытие, и в следующий миг распахнул глаза, лишь усилием воли не отшатнувшись.

Перед ним предстала молодая женщина. Она не вышла из тьмы, не показалась, как обыкновенные люди, а стояла, будто все это время и находилась там. Он же осматривал то место, как мог не заметить?

Он по-прежнему сжимал рукоять меча, пока глядел на безымянную наблюдательницу, и ее вид, как и само появление, сковал Амена леденящим холодом. В ее облике таилось нечто болезненное и потустороннее: белая сорочка до пят, босые ступни, но сами ноги удивительно чистые, худые тонкие руки, лицо, не выражающее ни единой эмоции. Волосы, черные, длинные и прямые, слегка развевались на ветру, но ветра было не слышно; веки были украшены неизвестным рисунком, скорее всего из угля. И вдруг губы ее, до этого неподвижные, начали шевелиться. Она что-то шептала.

Из-за расстояния, их разделявшего, Амен не мог разобрать слов, но, вместо того чтобы окликнуть ее, он совершил шаг навстречу. Подгоняемый какой-то неведомой силой, он шел, не отводя взгляд, забывая о всяческой осторожности. Его захватило непреодолимое желание слышать, что эта женщина имеет ему сказать.

Он остановился, сам не свой, подневольный, в такой близости, что если бы протянул руку — коснулся, и голос ее, шелестящий и мягкий, проник ему в голову:

• Славную победу ты одержал, генерал, да только не окончена битва.

Амен нахмурился, пораженный ее речами; за всю жизнь он не встречал ведьм, хотя и знал об их существовании. Поговаривали всякое: мол, они отдают душу дьяволу и взамен Темный Владыка одаривает их знанием, недоступным обычному люду; мол, они проводят кровавые ритуалы по воскрешению мертвых; мол, они спускаются в ад, чтобы совокупляться с бесами. Амен с сомнением и скептицизмом относился к подобным слухам, но сейчас, глядя на эту жуткую женщину, был готов поверить в любую из россказней.

• Восстанут поверженные, сплотятся и нанесут удар такой силы, от которой ты, генерал, не скоро оправишься.

Ее пророчество, безрадостное, удручающее, заскреблось неприятно внутри, отзываясь во всем теле, но Амен вздернул подбородок, серьезный и непоколебимый:

• Дурные вести ты принесла, ведьма.

Она улыбнулась и продолжила говорить, но взгляд ее остался безжизненным и отрешенным:

• Возрадуйся, генерал, ибо жив ты останешься ценою своего звания.

Амен был по складу ума человеком приземленным и рациональным, да и в памяти не отыскал ни одной истории, когда ведовское предсказание кому-либо помогло, — но все равно помрачнел. Он удобнее перехватил меч; смех да и только, будто в самом деле боялся ведьму? Движение не ускользнуло от ее внимания, но эмоцией не удостоилось — она словно не ощущала угрозы от вооруженного именитого воина, и это сбивало с толку.

• Откуда ты, ведьма? — Амен отвел в сторону меч, стараясь показаться радушным. — Здесь близко деревень не водится.

Смех, раздавшийся после, пробрал до самых костей. Ведьма перед ним не смеялась — даже рта не раскрыла, но сознание заполонили многоголосые смешки на разный манер. Звучали они отовсюду, справа, и слева, и за спиной. Необъяснимым чутьем, звериным инстинктом он ощутил приближающуюся опасность и развернулся, выбрасывая вперед оружие, но напрасно. За спиной не было никого.

Амен глянул туда, где стояла ведьма, — тоже пусто.

Скоро одевшись, он вернулся к бойцам и никому, даже самому верному из своих капитанов, не поведал о случившемся у реки. Он и сам не знал, не привиделась ли ему ведьма в зеленом лесу.

Столица благосклонно встретила своих победителей. Главные улицы украсили цветами; на всех площадях уставший от распрей народ развлекали менестрели. Лорд расщедрился на роскошный прием для Амена и его командиров, публично представил к награде. Вильгельм не был образцовым правителем, отчего временами вспыхивали внушительные бунты, которые, впрочем, его армия успешно подавляла, и он, довольный сохранением власти, не скупился на вознаграждения: Амен получил во владения небольшой участок земли на юге страны, славившийся лучшими виноградниками.

Амен решил отправиться туда через неделю — навести порядок, приставить управляющего к поместью, нанять и обучить рабочих, чтобы земли в дальнейшем приносили прибыль без его прямого участия — все-таки Амен любил городскую жизнь и не собирался жить в замке, как отшельник, отрезанный от остальных, в отдалении: он родился в глуши и до сих пор его душила нелюбовь к деревенскому быту. Серьезный и мрачный, говорящий только по делу, Амен находил счастье в противоположном — его привлекали суета, голоса, звучащие наперебой, праздники, ярмарки, пиршества при дворе; он чувствовал себя живым, оказываясь в гуще столичных красок, оставаясь при этом собранным и невозмутимым. Про него можно было сказать: сухой, безэмоциональный, имеющий военную выправку, оттого, наверное, его и тянуло к суматохе и движению — а это встречалось лишь в городе.

Другая причина, по которой Амен не мог подолгу оставаться в своих владениях, — войско, расположенное в столице, которое нуждалось в постоянных тренировках, чтобы поддерживать тонус и боевой дух, потому Амен лишь изредка проведывал земли в Россе, втайне радуясь, что есть официальное обстоятельство скорей возвратиться домой. Столицу он считал своим единственным домом.

Вернувшись, он со знанием дела приступил к своим привычным обязанностям, но слова таинственной ведьмы никак не выходили из головы. Глупость, наверное, верить подобному — так он себя убеждал, но сомнения все же истерзали, изъели его. Настоящей ли была колдунья, иль разум его все-таки помутился и захмелел от вкуса победы? Все, что Амен имел в своей жизни, он получил не по праву наследия, а добился трудом и упорством: прокладывал путь к вершине и славе с низов, и лишаться ни звания, ни статуса он не хотел. Если для этого необходимо готовиться к новому мятежу — Амен будет готов.

Движимый неясным, иррациональным предчувствием, внутренне ругая себя, что доверился ведьмовскому пророчеству, Амен удвоил нагрузку на своих бойцов. Теперь тренировки начинались, едва встает солнце, и заканчивались на закате, что сперва вызвало волну возмущения среди солдат, но Амен быстро ее раздавил своим незыблемым авторитетом. В жесткой, изнурительной подготовке, не позволяющей расслабиться ни на миг, прошел год.

Амен был взвинчен и изможден ожиданием новой вспышки недовольств среди граждан, и каждый день его начинался мыслью: «Грядет неизбежное», но ничего не происходило. Незначительные, едва зарождающиеся очаги возмущения в мелких земельных наделах под покровительством самых бедных и потому непокорных дворян были задавлены армией в первые месяцы после восстания и с тех пор возникали все реже, пока до столицы вовсе не перестали доноситься слухи о бунтах. И чем спокойнее были настроения в обществе, тем сильнее нервничал Амен. Он изводил себя, прокручивая в голове предсказание, пытаясь вспомнить, вдруг упустил что-то, какую-то важную деталь, но образ колдуньи с течением времени размылся и потускнел, отчего Амен дополнял картину собственным хмурым воображением. Кажется, она упоминала о сроках? Сколько еще ему ждать? Как долго нужно готовить бойцов? Она точно говорила, а Амен обо всем позабыл…

Ведьма сказала, что он не скоро оправится, но оправится же? А значит, и звание можно вернуть — для Амена статус и титулы значили не последнюю роль; за них он будет яростно драться, как свирепый медведь, не готовый делиться благами и прочими почестями, несдвигаемый с места, как горный хребет.

Под давлением неопределенности будущего, жажды утешения, желания получить ответы, Амен несколько раз возвращался к реке, на то самое место, где видел ее — причину помутившегося, ставшего больным и слабым рассудка, но ведьмы так и не нашел. Иной раз ему чудилось, что видит ее в городе, блуждающей среди толпы, но стоило подбежать и одернуть — пред ним оказывалась простая, обычная женщина. Не та.

Череда неувенчанных успехом поисков, удивительное процветание и даже поддержка Вильгельма среди жителей страны, а также вновь возрастающее недовольство армии из-за бессмысленных и беспощадных тренировок вынудили Амена сбавить обороты. Он еще более замкнулся в себе, стал нелюдимым, угрюмым и диким, но все же старался рассуждать, как и положено ответственному предводителю, а потому послабил воинский распорядок, чтобы не доводить до греха. Если у него проблемы с восприятием действительности, то солдат это не должно коснуться. И… снова ничего не случилось. Амен был в гневе, но не мог поведать ни единой душе об источнике своего беспокойства — разве дело это, что генерал поддался уверениям ведьмы, которой и не существует, может, на свете?

Среди прочего, содержание армии никогда не было делом дешевым. Как бы Амен ни пытался оправдать свое поведение возможностью нового восстания, лорд сократил численность столичных войск больше, чем вдвое и этим лишь увеличил волнение.

В неугасающей тревоге прошел второй год.

Амен стоял посреди бескрайнего поля в высокой траве, с неба за ним наблюдал лунный глаз. Все вокруг было окрашено глубокой, зловещей синевой, окутано мраком и тьмой. Он не помнил, как здесь очутился, но знал, что должен здесь находиться, и вдруг ему показалось, что кто-то его зовет.

Он обернулся. Далеко-далеко, на самом горизонте стройнел хрупкий и женственный силуэт. Амен сделал шаг, но остался на месте. Пришлось повторить — и снова ничего не вышло. Он стиснул челюсть от злости: он должен к ней подойти. С невероятным усилием он занес ногу вперед и почувствовал, как что-то не позволяет ему опустить стопу так, как он хочет. Амен сжал кулаки и напрягся, сопротивляясь, не подчиняясь, и, упрямый, все-таки наступил.

Он метнул взгляд на женщину — подсвеченная лунным сиянием, она оставалась бездвижной, словно ждала, пока Амен до нее доберется; лица ее было не разглядеть, и лишь ее волосы, длинные-длинные, струились и путались, развеваясь на беззвучном ветру.

Амен шел к ней целую вечность; ему казалось, что стебли хватаются за лодыжки, чтобы его удержать, но когда он смотрел, проверяя, так ли это, то не находил подтверждения. Трудно, до бессилия трудно было идти, и Амен шел, уставший, но не сломленный воин, готовый внимать колдовскому пророчеству. Это точно она, он искал встречи с ней, ждал, надеялся снова увидеть; он потерял всякий покой и надеялся вновь обрести.

Он остановился на расстоянии вытянутой руки; веки ее, украшенные угольным рисунком, были закрыты. Она была в том же платье, каким Амен его запомнил, все так же — босая и чистая, тонкая, почти прозрачная, эфемерная, неземная; та самая ведьма, что поселила в нем зерно опасений.

Амен раскрыл рот, чтобы спросить ее, ведь накопилось так много вопросов, но голос его не послушался. И вдруг распахнулись ее сверкающие глаза.

Амен очнулся в холодном поту в своих столичных покоях. Дезориентированный, спросонья он не сразу разобрал, о чем кричат люди за окном. Тут же послышался настойчивый стук в дверь, и Амен, поднявшись, потирая лицо, хрипло велел:

• Войди.

Вошел его нервный подручный, и Амен кивнул:

• Докладывай.
• Генерал, повстанцы у крепости!

По телу его хлынул ужас, который свойственно испытывать каждому человеку, оказавшемуся в затруднительном положении, но Амен совладал с собой в ту же минуту — свое воинское звание он всецело заслуживал. Безопасностью лорда Вильгельма озаботится его личная стража; Амен принесет пользу, если возглавит оборону. Не прошло и четверти часа, как он, полностью собранный и вооруженный, взобрался на городские стены, окидывая взглядом простирающуюся равнину и целый отряд конных всадников в доспехах, а с ними и пехотинцев с копьями и щитами. Небо затянулось тяжелыми грозовыми тучами, где-то в отдалении слышались раскаты грома.

Амен усиленно размышлял, какую тактику выбрать: переждать осаду в крепости проще, чем сражаться армиями в поле, и лучшим решением стало бы закрыть город, но Амен также понимал, что в этом случае столица не выдержит обороны. Начиналась весна, поля только засеяли, зимние припасы уже закончились, а нынешних едва ли хватит на полтора месяца, чтобы всех прокормить. У мятежников ощутимое преимущество: там, за стенами, в поле, они перекроют дороги, будут грабить торговцев и крестьян и сытое, полное сил войско не отступит, пока не добьется свержения лорда.

Армия повстанцев, на вид относительно небольшая, стремительно приближалась; молния с грохотом расколола небесную гладь, и на землю стеной обрушился дождь.

Амен уже решил, что делать: он выведет своих бойцов и разгромит повстанцев. Его люди натренированы и вооружены; в открытом бою шансы выиграть очевидно выше, чем в осаде, на которую не хватает ресурсов. Он еще раз бегло осмотрел горизонт — численность противника примерно соответствовала его армии, но его собственные воины более умелые, хорошо обучены и проверены десятки раз в деле. Убежденный, что все высчитал правильно, Амен спустился и отдал приказ своим командирам, те — передали далее, и все войско выдвинулось в поле, а тучи тем временем закрыли собою небо, погружая пространство в зловещую тьму.

Повстанцы не замедлили ход; они неслись вихрем вперед — ни о каких переговорах, как в честном бою, не могло быть и речи. С криками, заглушаемыми грозой, две армии налетели, схлестнулись в яростной битве, и каждая из сторон знала лишь одну цель — уничтожить врага.

Амен бросился в бой в первом ряду; выносливый, сильный, он принял жесткий удар на себя, как и в прежних схватках, но все сразу пошло не так. Словно нечто незримое не позволяло драться в полную силу, мешало, противилось Амену и его войску: лошади спотыкались ни обо что; пехота утопала в размокшей земле, застревая в грязи, становясь неповоротливой и легкой добычей для агрессивных противников. Их же армия, с виду неподготовленная, сражалась как одержимая, дикая, бешеная; их лошади были быстрее и послушнее, а сами они — ловчее, маневреннее и злее, словно для них ливня не было вовсе.

Часы напряженной, беспощадной, изматывающей борьбы; Амен нервничал, наблюдая, как его солдаты один за другим совершают непростительные ошибки, будто сами напарываются на мечи; как гибнут его командиры, и его заливало яростью от бессилия — Амен никогда раньше не сталкивался с такой сверхъестественной вражеской мощью. Все было против него: вмиг разучившиеся сражаться воины, неуправляемые лошади, дьявольский ливень и озверевшая армия, убивающая его народ. Прямо на его глазах снесли голову последнему из командиров, и Амен, издав громогласный боевой крик, бросился вперед, выставляя оружие перед собой, уже в следующую секунду ощутив острую боль в груди.

Он не увидел всадника, не заметил, не успел увернуться, отразить удар.

Его выбили из седла жестоким толчком; Амен рухнул в грязь; силы с ужасающей скоростью его покидали. Он не мог открыть веки, не мог никуда отползти. Сверху навалились тела; Амен пытался вздохнуть, но из-за ранения, из-за тяжести упавших на него воинов он стал задыхаться. В голове не пронеслось ни единой прощальной мысли, не было горечи и сожалений. Боль в груди разрасталась; темнота давила на веки, и Амен обнял ее, пустоту, совершая последний мучительный вздох.

Взошло солнце, ливень утих. Легкий ласковый ветерок пронесся по полю битвы, тревожа листву. Повстанцы двинулись к крепости, сжигая дома, мародерствуя, казня ни в чем не повинных рядовых жителей столицы. Нечеловеческие вопли перемешались с щебетанием первых птиц; в воздухе пахло мокрой травой, гарью и кровью убитых. Разрубленные, изувеченные, грязные трупы заполонили собою землю, и некому было за ними прийти.

Изящная, чистая стопа шагнула на окровавленный зеленый покров. Никем не замеченная, из леса выплыла женщина; белизна сорочки, черные длинные волосы, жуткий рисунок на веках и вперед устремленный взгляд. Она вела белую лошадь, или лошадь ее вела — было не разобрать, но казалось, что обе знают, куда идти.

Женщина шла, как аккуратная кошечка, умудряясь не пачкать свое ослепительное одеяние в красный и черный цвет. Она не кривилась от вида погибших, от созерцания их растерзанных тел; казалось, она их даже не замечала, и огибала их так, будто совершала простую прогулку.

Они остановились посреди поля. Крики с города больше не доносились. Женщина ухватилась за ногу трупа, безжизненно лежащего перед ней, и с необыкновенной силой потащила вбок. Под умершим оставались еще двое — второго она так же схватила, оттягивая, добираясь до третьего. Последний дышал. Женщина, измарав тонкие кисти и подол платья, попыталась его усадить, но у полуживого мужчины не получалось держаться.

Она взяла его лицо в свои руки и прошептала:

• Вставай, генерал.

Он мотнул головой и поморщился от боли, страдальчески застонав, — в груди зияла огромная рана.

Лошадь, наблюдающая за ними, склонилась, подогнув передние ноги, и женщина перетащила Амена, хватаясь за корпус, царапаясь о его доспехи, на ладонях сдирая кожу. Перекинула его мощное, но беспомощное и обмякшее тело поперек лошадиной спины, и лошадь осторожно поднялась, не буйствуя, не совершая резких движений. Все трое покинули поле, безмолвно скрываясь в лесной глубине, словно их никогда здесь и не было.